Аля Кудряшева - Считалочка

Сто дней, сто ночей,
Плачет город - он ничей,
знаешь, жизни несчастливых
сходятся до мелочей.

Сейчас два часа тридцать восемь минут. Сейчас я сажусь за стол, беру карандаш и пишу тебе то, чего от меня не ждут. А если ждут, ты когда-нибудь передашь. Море плясало и дождь над
ним причитал. Я этого не писала. Ты этого не читал.


Когда-нибудь он выходит ее встречать. Он надевает куртку, берет собаку, на лестнице недовольно пинает банку и вежливо отвечает, который час. До остановки, в общем, недалеко, но он шагает медленно, отражаясь, в широких мелких лужах, от листьев ржавых, в колючем небе, бледном, как молоко. Он впитывает разрозненный звукоряд, прозрачный несезон, холодок по коже, он думает, что любимые все похожи на мелкий дождь, танцующий в фонарях. Он думает, что они все похожи на неоновые змейки на мокрых крышах, на то, как осторожно на руку дышат, когда она несильно обожжена.
Она его обнимает. Слегка сипя, здоровается. Бросает собаке коржик. Он думает, что любимые все похожи и улыбается этому про себя.


Когда-нибудь, например, через пару дней, она сидит в автобусе, как живая, опасная, как собака сторожевая, когда добыча распластана перед ней. Она сидит и внутри у нее все лает и смотрит глазами цвета, как жидкий йод. По радио какой-то мудак поет: "Ах девочка моя, ла-ла-ла-ла-лайла, ах девочка моя, ты такая злая, как будто он совсем тебе не дает."
Она подходит к выходу, словно зомби. И слезы в ней дрожат, будто зерна в зобе,
Она ревет, вдыхая прогорклый смог, двадцатилетний лоб, а точнее лбица, как будто весь мир старался к ней продолбиться, а этот придурок смог. И заяц жил, и лисица жила, и львица - а медведь пришел и разрушил весь теремок.
Она стоит и коса у нее по пояс. И щеки мокры от слез. А у любви есть тот, кто попал под поезд и тот, кто забрызган грязью из-под колес.


Когда-нибудь мы сидим с тобой вшестером - ты, я и четыре призрачных недолюбка и лунный свет, и моя голубая юбка, и дымный и негреющий костерок. Когда-нибудь мы сидим с тобой у огня и ты говоришь мне: "Слушай, кто эти люди?" И я отвечаю: "Это все те, кто любят или любили неласковую меня." И я говорю: "Вот этот отдал мне год, а этот два, а этот платил стихами, которые внутри меня полыхали и отражались строчками у него. Полсотни месяцев, сотни живых зарниц, бессонных и счастливых глазных прожилок - которые я тогда у них одолжила и вот сейчас должна всё прожить за них. Вот видишь, складка, горькая, пожилая, вот слышишь - смех неистовый, проливной - ты думал, это было всегда со мной, а это я кого-то переживаю."
Быть может и сама того не желая - но вечно, как и водится под луной.

Время - наверное пять с хвостом. Острым карандашом этот текст написан о том, что всё будет хорошо.
И острием самым подведена черта.
Я этого не писала.
Ты этого не читал.

100 дней, угу.
То, что прошло 265, удивляет меня куда больше.

Всякий расклад о тебе начинается со Смерти - ну, или она предательски выпадает, когда тасую карты.
Интуиция и без Таро говорит, что просто не надо ворошить, отпустил уже.

Мальчик-смерть. Пронзительный, надрывный, зубодробительно-интеллектуальный, такой, я что я сейчас сижу, прикусив губу. Гибельный.
Такой же пугающе-притягательный, как то, в чем он вертится.

Я пообещал холотроп, я помню. И телеску в своем исполнении.
Потому что ощущение на ощущение, а "за такое не благодарят", сказанное с большой печалью и глубокой обидой. На себя.
За это тоже не благодарят, но безо всякой обиды.

Встретиться и поговорить - да, нужно. Сейчас здравый смысл говорит, что если предложит - откажусь.
В моей голове вообще сильно перестроилось что-то про наркотики. Это какой-то болезненно-нечестный способ взаимодействия с реальностью.
Ряд каннабиноидов идет лесом, что синтетика, потому что это слишком, что органика, потому что такой в Нске нет. Стимуляторы.. может быть, черт их знает, понимаю, что подвернутся - не откажусь. Галлюциногены/психоделики - слишком страшно, чтобы пробовать.
Результат, учитывая исходный материал и посты почти годичной давности, очень достойный. Я рад.

Я понимаю. что буду троллем и все той же влюбленной девочкой, потому что когда встретимся - фиолетовый шарф, Chanel Egoiste и честность, "ну, ты знаешь, я полгода думал о тебе. Вечерами. Или пьяный. Ну, был неправ, уже не думаю. Почти." - что-то такое.
Много патетики.
Стыдно, да.
Правда, я понимаю, что все сломается, если мне ответят что-то в духе "я тоже".

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

...вы не найдете там друг друга специально для того, чтобы закончить разговор, начатый при жизни; потому что жизнь будет вся - как дневник за девятый класс: предметы, родительские подписи, домашние задания, рисуночки на полях, четвертные оценки - довольно мило, но вовсе не так смертельно важно, как казалось в девятом классе. Тебе в голову не придет пересдавать ту одну двойку по литературе в конце третьей четверти - нахамил учительнице, словил пару, вышел из класса посреди урока, хлопнув дверью. Забавно, что дневник сохранился, но если бы и нет, ты бы мало что потерял - во-первых, у тебя десять таких дневников, во-вторых, этот далеко не самый интересный, вот в дневнике за второй были куда смешнее замечания; может статься, ты из всей жизни, как из одной недельной командировки куда-нибудь в Петрозаводск в восемьдесят девятом, будешь вспоминать только вид на заснеженную Онегу, где сверху сливочно-белое, снизу - сахарно-белое, а между белым и белым - горизонт, и как девушка смеется в кафе за соседним столиком, красавица, волосы падают на плечи и спину, как слои тяжелой воды в грозу - на лобовое стекло; может, ты из всех земных языков запомнишь только две фразы из скайп-переговора, из всех звуков - чиханье маленького сына; и всё. Остальное действительно было низачем. Славно скатался, но рад, что вернулся и обратно еще долго не захочется - в скафандре тесно, он сильно ограничивает возможности перемещения, приходит с годами в негодность, доставляет массу хлопот - совершенно неясно, что они все так рыдали над твоим скафандром и целовали в шлем; как будто он когда-то что-то действительно определял в том, кем ты являешься и для чего пришёл; по нему ничего непонятно, кроме, может быть, твоей причастности к какому-нибудь тамошнему клану и, может быть, рода деятельности - воин там, земледелец, философ; тело - это просто упаковка из-под тебя, так ли важно, стекло, картон или пластик; можно ли по нику и внешнему виду какого-нибудь андеда в Варкрафте догадаться, что из себя представляет полноватая домохозяйка из Брюсселя, которая рубится за него? Да чёрта с два.

Мы нет, не увидимся; не потому, что не захотим или не сможем, а потому же, почему мы не купили себе грузовик киндер-сюрпризов, когда выросли, хотя в детстве себе клятвенно обещали: это глупо, этого не нужно больше, другой уровень воприятия, сознания, понимания целесообразности.

Нет, не увидимся.

Нечем будет увидеться.

Только здесь, понимаешь, существуют эти пленительные частности: у книг разные обложки, у людей бесконечно несхожие разрезы глаз, снег - не то, что дождь, в Дели и в Москве одеваются неодинаково, крыса меньше собаки, шумеры вымерли раньше инков - только тут все это имеет значение, и кажется, будто - огромное; а там все равны, и всё одно, и всё - одно целое. Вечность - это не "так долго, что нельзя представить", это всегда одно и то же сейчас, не имеющее протяженности, привязки к точке пространства, невысчитываемое, невербализуемое; вы не найдете там друг друга специально для того, чтобы закончить разговор, начатый при жизни; потому что жизнь будет вся - как дневник за девятый класс: предметы, родительские подписи, домашние задания, рисуночки на полях, четвертные оценки - довольно мило, но вовсе не так смертельно важно, как казалось в девятом классе. Тебе в голову не придет пересдавать ту одну двойку по литературе в конце третьей четверти - нахамил учительнице, словил пару, вышел из класса посреди урока, хлопнув дверью. Забавно, что дневник сохранился, но если бы и нет, ты бы мало что потерял - во-первых, у тебя десять таких дневников, во-вторых, этот далеко не самый интересный, вот в дневнике за второй были куда смешнее замечания; может статься, ты из всей жизни, как из одной недельной командировки куда-нибудь в Петрозаводск в восемьдесят девятом, будешь вспоминать только вид на заснеженную Онегу, где сверху сливочно-белое, снизу - сахарно-белое, а между белым и белым - горизонт, и как девушка смеется в кафе за соседним столиком, красавица, волосы падают на плечи и спину, как слои тяжелой воды в грозу - на лобовое стекло; может, ты из всех земных языков запомнишь только две фразы из скайп-переговора, из всех звуков - чиханье маленького сына; и всё. Остальное действительно было низачем. Славно скатался, но рад, что вернулся и обратно еще долго не захочется - в скафандре тесно, он сильно ограничивает возможности перемещения, приходит с годами в негодность, доставляет массу хлопот - совершенно неясно, что они все так рыдали над твоим скафандром и целовали в шлем; как будто он когда-то что-то действительно определял в том, кем ты являешься и для чего пришёл; по нему ничего непонятно, кроме, может быть, твоей причастности к какому-нибудь тамошнему клану и, может быть, рода деятельности - воин там, земледелец, философ; тело - это просто упаковка из-под тебя, так ли важно, стекло, картон или пластик; можно ли по нику и внешнему виду какого-нибудь андеда в Варкрафте догадаться, что из себя представляет полноватая домохозяйка из Брюсселя, которая рубится за него? Да чёрта с два.

Мы нет, не увидимся; не потому, что не захотим или не сможем, а потому же, почему мы не купили себе грузовик киндер-сюрпризов, когда выросли, хотя в детстве себе клятвенно обещали: это глупо, этого не нужно больше, другой уровень воприятия, сознания, понимания целесообразности. Прошлого не будет больше, и будущего не будет, они устареют, выйдут из обращения, как ветхие купюры, на которые давно ничего не купишь; потому что измерений станет больше, и оптика понадобится другая, и весь аппарат восприятия человека покажется старыми "Жигулями" по сравнению с суперсовременным аэробусом. И все вот эти любови и смерти, разлуки и прощания, стихи и фильмы, обиды и измены - это все будет большой железной коробкой из-под печенья, в которой лежит стопка вкладышей из жевательной резинки Love Is, которые ты в детстве собирал с таким фанатическим упорством, так страшно рыдал, когда какой-нибудь рвался или выкрадывался подлым ребенком маминых друзей; и ты после смерти не испытаешь ничего по отношению к этому, кроме умиления и печали: знать бы тебе тогда, какие это мелочи все, не было бы ни единого повода так переживать. Там все будет едино, и не будет никакой разницы, кто мама, кто я, кто мёртвый Котя, кто однокурсница, разбившаяся на машине восемь лет назад; личности не будет, и личной памяти не станет, и ее совсем не будет жаль: все повторяется, все похоже, нет ничего такого уж сверхуникального в твоём опыте, за что можно было бы так трястись: эй, все любили, все страдали, все хоронили, все корчились от отчаяния; просто тебе повезло, и ты мог передать это так, что многие себя узнавали; ты крошечное прозрачное стрекозье крылышко, обрезок Божьего ногтя, пылинка в луче, волосок поверх кадра, таких тебя триллионы, и все это - Бог; поэтому мы не увидимся, нет. Мы - как бы это? - срастёмся. Мы станем большим поездом света, который соберёт всех и поедет на сумасшедшей скорости, прокладывая себе путь сквозь тьму и отчаяние; почему ты бываешь так упоительно счастлив, когда кругом друзья, и музыка, и все рядом, и все такие красивые, и все смеются? Почему это будто Кто-то вас в этот момент фотографирует, снимает кадр, совершенно отдельный от течения жизни, восхитительный, пиковый, вневременной? Вот такое примерно чувство, только ты не можешь сказать, кто ты точно на этой фотографии. Это не очень важно, на самом деле. Просто - кто-то из них. Кто-то из нас. Кто-то.


Полозкова, конечно.

---

Ничто в моей жизни не сидело такой болезненной занозой в моей голове.
Я скучаю.

По чудесному наркомальчику-Проводнику - нет, не скучаю. Такое чертовски неловкое чувство, что это был квест - купить Chanel Egoiste и фиолетовый шарф, и больше о нем можно не думать, дело сделано.
Ну или куда более внутреннее - про то, что мне обязательно нужно кого-то любить. К сожалению, сейчас лучше всего я умею любить, романтизируя на расстоянии.
Научусь.

Отец готов поддержать любое мое решение после получения диплома, радует безумно. Полдня трепаться с папой - бесценно. Литра по два вина - вынужденная мера, но это весьма та цена, которую я готов платить.

Люблю свой дайрик, я почти никогда не помню потом, что сюда пишу. Открываю, охреневаю.

---

Домой хочу.
Живу в Сочи, у родителей, сегодня впервые за это время более-менее всерьез поцапался с матерью - неплохое достижение, я долго продержался.
Словил гребанный приступ. Феноменально, если честно, но, как оказалось, порыдать даже помогает. Люблю свою шею, чо.

Лытдыбр уныл - страдаю, сижу в интернетиках, езжу к морю раз в пару дней, втихаря разбираюсь с Таро, много и бесполезно сплю, смотрю Orange is new black - в оригинале с английскими сабами, потому особо не залипнешь.

---

В Вене совершенно гигантский аэропорт и потрясающе красивый собор. Это, в общем-то, то немногое, что я могу о ней сказать.
Люди, правда, очень клевые.
Мне вернули деньги за билеты, 400 с лишним евро, так что зимой в Прагу я лечу наверняка.

Так неловко, когда ты сидишь вот в промозглом аэропорту, кутаешься в наконец-то купленный (конечно, в Праге) фиолетовый шарф и, кажется, нужно подводить итоги, а не подводятся.
Нет, конечно, это была отличная поездка и шикарное мероприятие, у меня много новых знакомых - потрясающих, серьезно, и новая идея для исследования, и даже мостик к философскому образованию... Но это не то, о чем хочется говорить.
Домой хочется.
В Прагу.

Чувствую себя влюбленной школьницей.

---

Полозковщина

Погляди: моя реальность в петлях держится так хлипко –
Рухнет. Обхвачу колени, как поджатое шасси.
Милый мальчик, ты так весел, так светла твоя улыбка.
Не проси об этом счастье, ради Бога, не проси.

Дышишь мерно, пишешь мирно, всё пройдет, а ты боялась,
Скоро снова будет утро, птичка вон уже поёт;
А внутри скулит и воет обессилевшая ярость,
Коготком срывая мясо, словно маленький койот;

Словно мы и вовсе снились, не сбылись, не состоялись –
Ты усталый дальнобойщик, задремавший за рулём;
Словно в черепной коробке бдит угрюмый постоялец:
Оставайся, мальчик, с нами, будешь нашим королём.

Слушай, нам же приходилось вместе хохотать до колик,
Ты же был, тебя предъявят, если спросит контролёр?
Я тебя таскаю в венах, как похмельный тебяголик,
Всё ещё таскаю в венах. Осторожней, мой соколик
У меня к тебе, как видишь, истерический фольклор.

Из внушительного списка саркастических отмазок
И увещеваний – больше не канает ничего.
Я грызу сухие губы, словно Митя Карамазов,
От участливых вопросов приходя в неистовство.

Ведь дыра же между ребёр – ни задраить, ни заштопать.
Ласки ваши бьют навылет, молодцы-богатыри.
Тушь подмешивает в слёзы злую угольную копоть.
Если так черно снаружи – представляешь, что внутри.

Мальчик, дальше, здесь не встретишь ни веселья, ни сокровищ.
Но я вижу – ты смеёшься, эти взоры – два луча.
Ты уйдёшь, когда наешься. Доломаешь. Обескровишь.
Сердце, словно медвежонка,
За собою
Волоча.

Так пронзительно скучать и страдать я могу только по наркотикам, людям и городам - по нарастающей. Потери лошадей переживаются иначе.
Я в Вене, тут очень круто, мне вроде даже нравится. Но это такое страшно неловкое чувство, когда ты трогаешь свою мечту пальцем, а она идет рябью.
Странно, но я, похоже, даже переосмыслил свои исследования. Не ожидал-с.

---

Над Чехией совершенно невозможно красивое небо.
Сейчас я в Брно, мой автобус спешит в Вену.
Про Вену я знаю две вещи - я уезжаю оттуда раньше окончания программы и Испанская школа в отпуске. Про нее мне совершенно не читалось.
А, ну, правда, Университет еще.

О такой своей Чехии рассказывать невозможно.
Дождь в лицо такой, что немного больно и закладывает уши от ветра - это Вышеград, разгул стихии, случайно найденное кладбище, легенда о появлении Праги, новый очень важный человек, совпадений для которого слишком много, стайка лебедей и босиком по траве.
А потом мы курили совершенно невероятную траву и много разговаривали - слова едва ли имеют значение, когда оба и без травы все понимают без слов. Ощущение-то помнится.
Наутро меня нашли мои таро. Базовые познания в физиологии не могут позволить мне согласиться с той мыслью, что перло меня под пятнадцать часов, но я весьма условно смогу объяснить, как я их купил и как потом сидел где-то в Храду и их раскладывал. Таро, амулетики, мрмрмр.

Прага до дрожи восхищает тем, что делает с людьми.

---

Что происходит, когда сажают комнатную герань,
А вырастает дремучий лес?

Чудеса начинаются быстро, если веришь в них.
Лето сумасшедших событий. Полетели.

Это город, от которого глубоко внутри щемит. Уютный, теплый, самый-самый и совершенно волшебный.
Волшебство возвращается в мою жизнь всерьез.

Аметист, китайские таро, чай, трайбл, Прага, философия, покой, внутренний поиск - невероятное сочетание.
Сначала, правда, написалось "внутренний поезд" - "здраствуйте, мне, пожалуйста, один билет до Подсердечного подвала".

Я пообещал увидиться зимой.
Если я все делаю правильно, то зимой будет трогательно по-домашнему - Таиланд, Прага и немного Абхазии.
А через пару лет в моей жизни может появиться Дом.

---

А она говорит: "Иди уж тогда один, или с кем угодно - но всё-таки ты иди, а таких, как я, говорит - в общем, пруд пруди, миллион на рупь."
Он смеется: "Я пригрелся к твоей груди, хоть целуй меня, хоть в ад за собой веди, а уйти решишь - так всё же предупреди, я тогда умру."

А она говорит: "Куда тебе - умирать? Ведь тебе играть и публику собирать, ты аккордом бей и диски свои пирать, а меня - пусти."
Он вздыхает: "Ну, вот как тебе объяснять - ведь с тобой проститься - то же, что кожу снять, как в ладони стрекозу закрутить и смять, как дитя растить"

А она говорит: "Куда мне теперь к тебе? Ты герой, - говорит, а я выскочка и плебей, вот играй, говорит теперь на свой трубе - открывай свой счет".
Он рыдает и поет, как ночной прибой: "Ну вот, хочешь, - говорит, - разобью гобой, мне плевать, - говорит - вот я ведь уже с тобой, так чего ж еще?

Я ведь с музыкой, - говорит, всё веду войну, я кричу в ее горячую пелену, мол, прими, говорю, впусти, мол еще одну, по знакомству, так.
А она говорит: "Мы вместе, а я нигде, я сушу слова на старой словороде, я копаюсь в их горячей гнилой руде, но опять не в такт.

Я ведь вечно пораженщина - говорит, я живу - да вот внутри у меня горит - у меня ведь дистония, нефрит, гастрит - ну, куда до вас.
Он хохочет: "Да, в обиду тебя не дашь, но когда ты, дорогая, меня продашь, то купи бумаги нотной и карандаш, я впишу тебя в этот вальс.

Я впишу тебя в свой солнечный разнобой, тонким контуром, щекой на ветру рябой, в этот свет, далекий страшный и голубой, в эту даль и боль
Чтоб когда захочешь - быть тебе не одной, чтобы быть тебе и нотами и струной, у тебя выходные, а у меня входной, но ведь я с тобой.

Я шепчу ей, что кончается тишина, что смешна вина, что чаша полна вина, что заря бледна, что ночь впереди темна. Что закат - в дугу..
Я шепчу ей, что пою ее и кляну. Что я ради нее, что хочешь, переверну. Что боюсь ее, никому ее не верну. И она тихонько рождается между губ.

Возвращаться в свой настоящий дом - лучшее, что может произойти. Когда Дом - дело всей твоей жизни, это приобретает особый колорит.
Прага невозможно магическая, сильная и настоящая. Волоокий мальчик говорит, что резче только Будапешт.

Мой автопилот прокачан настолько, что вернулся в хостел, смог развешать белье и сделать еще много-много дел, о которых насилу с утра вспомнил. У волоокого мальчика удивительная квартира, тихо шелестящие таро и лучшая в городе трава, а еще самые красивые скулы за последнее время.
Нужно было обменяться маленькими заметками из Вечности - ему про важное дело, мне - про место.
"Если ты нужен Праге - она тебя найдет. Если Прага тебе нужна, то ты точно окажешься здесь".
Я еще вернусь.
Это я вам обоим.

---

Что, не сложилось с волооким мальчиком?
Не, сложилось. Главный вопрос Праги таки найдет ответ.

Алёна, кажется, завязала с наркотиками. Это по меньшей мере странно, не ждал я от нее такого. Ну или я ее неправильно понял, что более вероятно.

---

Волоокий мальчик не удался. Видимо, в следующий раз.

А, что, какие нереальные совпадения, просто на огромном блошином рынке первое, что увидел - значок с лошадками. Просто пил сенчу в отличной чайной с чешскими бждшницами. Просто потерял телефон и забрал у нашедшей его профессора-русистки (вернее, нашла-то не она, а друг ее дочери, обычно живущей в Берлине, нудаладно). В процессе мне помогли совершенно очаровательные украинцы, сильно удивившиеся тому, что я говорю по-русски.
Меня часто считают за местного, ноги приводят туда, куда надо, в соседнем доме гей-бар с прайд-флагом у входа - одно из первых впечатлений о Праге.

Красивее предрассветной Праги сложно что-то себе помыслить.

---

Ничего на свете не успокаивает так, как Дорога и шум двигателя.
Несколько недель самостоятельно срежессированного Адца закончились, всем спасибо, ставки сделаны, ставок больше нет - выдюжил и вытащил, справился, ай молодец.
Тебе за это Чехия, Австрия и волоокий мальчик завтра днем. А еще - пару ответов на давно гложащие вопросы.
Впрочем, что-то внутри говорит, что ответы внутри себя уже нашел - и хочется их если не проверить, то получить некоторое благословение. Не получу - ну, дорогое Мрзд, я самостоятельный, ну ты-то помнишь.

Утыкаться носом в заспанного Петрова, куда-то чуть выше ключиц - если не бесценно, то очень дорогого стоит.
Почти настолько же, насколько обнимать Сашку, сидя на вырванном с корнем огромном тополе на набережной поздним вечером, смотреть на воду и огоньки и трепаться за жизнь.

Здравствуйте, уважаемый внутренний мир, меня зовут Тоша и я хочу поговорить с вами. О боге, лапше, яблоках, обо мне, о чем угодно, многоуважаемый. Просто давайте побудем вместе - я надеюсь, что мне понравится.

Если в поездах я всегда ломаю наушники, то в самолетах я завел привычку засыпать во время взлета. Сел, закончил все дела, дождался рулежки, а потом проснулся через полчаса или и того меньше.
Наушники, кстати, на этот раз я просто не нашел)

Нет ощущения, что еще чуть-чуть - и будет моя первая поездка по Европе, много старых знакомств и наверняка куча новых. Даже то, что я получил визу и все закончилось, тоже еще не дошло.

Вокруг у людей экшен и невероятные совпадения - премилая девочка встретила в очереди на паспортный контроль сводного брата, которого не видела десять лет. Мои, помнится, в Праге случайно встретили старых друзей. Сашку я зимой встречал в Новосибирске, на почте и совершенно не в своем отделении.
Больше совпадений богу совпадений.
Еще немного - и я научусь не только их замечать, но и отслеживать цельными связками.
А пока что - просто поживу взахлеб.

18.07
14-44 по Нск

---

Половина пятого утра.

Невероятные совпадения последних недель явно расшатывают мою психику.
Да чо уж там недель.

Навык видеть большими фрагментами идет мне на пользу.

Я стараюсь уработаться в хлам, пока выходит через раз. Или через жопу, я так и не понял.
Впрочем, на одной из работ я бы с радостью проводил все свое время - дома слишком мерзко, чтобы хотеть сюда возвращаться. Чувствую себя главврачом детской психиатрической лечебницы и ее главным меценатом.
Совет сезона - не сели у себя толпу народа, грешновато.

Кажется, удается провернуть одну потрясающую задумку, но я пока не до конца уверен. ТТТ.

---

Собираюсь. Морально готовлюсь.
Надо перепрошить телефон, распланировать Чехию, купить нное количество вещей, собрать некоторые документы, раздать долги и вообще много-много всего сделать. Удачи мне.

У меня две работы, обе клевые, обе весьма-весьма))

---

Вы надломленный, зацикленный, и верите в сверхчеловека. Точнее, в себя самого.

Все-таки рандомные цитаты делают день. Иногда)

Что, за последнее время понял, что интуиция важнее, чем рекомендации. Плюс еще один человек если не в расстрельный список, но туда, откуда не возвращаются. Сука.

Если Филь няша, то сегодня я закрою сессию. Мимо президентской стипендии я пролетел по собственной дурости, обидно.

На практике здорово, вчера рыдала вся группа - психодрама, разбор по сновидениям, выход на созависимость и алкоголизм. Многое понял.

Чувство компетентности - самая приятная вещь из тех, которые бывают. Иногда для этого просто нужно хорошенько влипнуть.

---

Расстояние скорее вопрос времени, чем пространства.
- вежливо ответило мне Мироздание после вечера страдашек о проебываемых перспективах и планах на будущее.

---

Мастер готовки, кажется.

В холодильнике феерия - полтора лимона, яйцо, пара соусов, замороженный кусок масла и немного мяты. И все.
Я как-то на фоне этого собрал пасту со сливочным соусом - сижу вот, смотрю на соус, он смотрит на меня. Выжидаем.

---

Бездарный проебщик.

Надо досдать долги в инстиуте, а так лень, если честно. Потратить надо было несколько часов, почти все готово, а я просто хочу лежать и страдать.

Завтра за визой.
____
Любовь для меня - забота и деяния.
Трогательно, дома я теперь не курю и не пью крепкий алкоголь чистым. Моя корейская бабуля бережет меня и общественный порядок)

Второй день хочу рыдать, вчера от этого надрался, как мудак.

Дома, кстати, удивительные склоки. Петров куда-то потерялся. Это меня тревожит.

---

Мерзкие мысли уровня "ну если завтра не сдам - ничего не изменится же, правда?"

Хочу плакать, даже понимаю, по кому, но не плачется. Скоро домой вернется Петров, принесет с собой пидрил и алкоголь, вернее, потенциал к его заказу.

В Пульсаре перестало быть уютно.. вернее, стало совсем иначе.

Тотальное безденежье, если потребуется консульский сбор - придется перезанимать. Паршиво. Перестать его спасать я пока не готов.

Скучаю, мой свет.
Менее полугода.